Ситуация в мире давно не была настолько тревожна и полна неопределенности. Силовые аргументы активно используются в международной политике, страны лихорадочно вооружаются, чтобы не оказаться захваченными врасплох каким-нибудь военным конфликтом. Мы явно входим в эпоху всеобщей милитаризации.
Что по этому поводу думают в самой мощной военно-политической организации, которой одни пугают маленьких детей, а другие мечтают стать ее членами и тем самым себя надежно обезопасить?
В рамках Совета CEO, мероприятия, ежегодно организуемого журналом The Wall Street Journal для ведущих руководителей крупного бизнеса и в этот раз прошедшего в Лондоне 8-9 мая, выступил глава Военного комитета НАТО нидердландский адмирал Роб Бауэр. Военный комитет реализует взаимодействие между политическим руководством стран НАТО и военными. Бауэр – главный военный советник генсека альянса. Вашему вниманию предлагается сокращенный перевод-пересказ выступления адмирала и его ответов на вопросы.
Начал Роб Бауэр с ответа на вопрос об уроках российско-украинской войны, а затем вышел на более широкие обобщения. При том, что мы все, и в бизнесе, и в политике, привыкли к последовательному планированию для достижения эффективности, пандемия ковида и война показали, что мы не готовы к пиковым требованиям – в медицине и обороне. Это означает необходимость перестройки отношений правительственного и частного сектора. Правительство должно думать, как бизнес, а бизнес участвовать в дискуссиях о ценностях и думать не только о деньгах.
Второй урок. Мы все думали, что следующая война будет представлять собой нечто кибернетическое, связанное с искусственным интеллектом и прочего рода техническими секси-штуками, которые всем так нравятся, а грязь и кровь остались позади. Это оказалось не так: мы видим комбинацию одного и другого. Первая мировая война вернулась в XXI веке: кровь и грязь, но и технические инновации на поле боя.
Третье: не все, происходящее в Украине, прямо переносится на НАТО. В первую очередь, НАТО имеет совокупную мощную авиационную составляющую, которой Украина не обладает. Там идет классическая сухопутная война почти без вовлечения авиации и флота. Мы будем воевать не только на земле, в море и в воздухе, но и в космосе, и в виртуальном пространстве.
Мы долго думали, что если существуют взаимные экономические отношения между народами, между ними никогда не будет войны, что оказалось не так. У нас был контракт с «Газпромом», мы думали: мы покупаем нефть и газ у компании, но ошибались. Когда Путин сказал им перекрыть вентиль, они это сделали. Этого не было в контракте.
Это оказался важный урок, в том числе для бизнеса. Это случилось с Россией, но будьте готовы к тому, что подобное случится с Китаем в ближайшие пять-десять лет. Китай обладает 75% сырья для медицинской промышленности, для производства лекарств, и 95% сырья для возобновляемой энергетики. Все хотят избавиться от ископаемых источников энергии, никто не хочет ядерной энергии, всем подавай солнце и ветер, но исходные материалы принадлежат Китаю. И если он через пять-десять лет сделает то, что сделал Путин, у нас будут большие проблемы. Если мы хотим быть устойчивы к такого рода вызовам, это проблема не только правительств, но и частного сектора.
Бизнес тоже должен быть готов к войнам. БМВ использовал на своих предприятиях электрокабели, которые производились в Украине, и через две недели войны БМВ остался без электрокабелей. Мне все равно, где делают туалетную бумагу, но некоторые важные вещи нужно переносить, скажем так, на союзную территорию. Мы способны производить важные вещи, необходимые для нашей безопасности. Да, некоторые из них станут дороже, и политики должны объяснять это гражданам. Но я думаю, это необходимо.
Мы были крайне наивны, принимая мир таким, каким он был последние тридцать лет. Военных и особенно разведку воспринимали как людей, которые все время выискивают неприятности. Но я думаю, мы недооценивали важные знаки: Россия в Грузии в 2008 году, в Крыму в 2014-м, 2022 год в Украине. Мы видели, что они ведут себя иначе, но мы все еще говорили: «Нет-нет, они нужны нам в экономическом отношении». И внезапно они оказались не такими дружественными, как нам бы хотелось. Вдруг они применили экономическое оружие против нас, и все были удивлены, хотя и не должны были бы.
Кто из руководителей больших компаний думает сейчас, что будет делать в случае войны? А она не так далека от нас. Взять недавний пожар на предприятии в Германии, где производят ракеты для систем ПВО: есть аргументы в пользу того, что это результат саботажа. А если даже нет, то есть все основания подозревать причастность России к этому. Это не в Сирии, не в далеких странах, это Европа, Западная Европа.
То, что происходит сейчас, выходит далеко за рамки Украины. Речь идет о разбалансировке власти между США и Китаем, идет сдвиг тектонических пластов. Когда приходят в движение геологические пласты, происходят землетрясения, когда речь о пластах власти, происходят войны, чему мы являемся свидетелями.
Америка частично устраняется из глобального театра, мы видим это в Сирии, в Грузии, в Крыму. Внезапно люди видят: ой, США ничего не делают, это интересно! Образовавшийся вакуум заполняют другие страны, и это то, что мы наблюдаем сейчас. Россия интересная страна с экономикой размером, как в Испании или в странах Бенилюкса, но она обладает ядерным оружием, что вынуждает принимать ее всерьез. Но Китай, в силу масштабов экономики, размеров населения и амбиций – серьезный конкурент Соединенных Штатов, и в ближайшие пятнадцать лет мы увидим результаты того, как между ними будет сбалансирована власть.
Иран и Северная Корея используют возможность, поскольку Россия в них нуждается, и после многих лет чрезвычайной изоляции они внезапно оказываются в центре событий, и из-за того, что Россия их любит, они становятся менее изолированными, играют важную роль на мировой сцене.
Поскольку мы увидим все это в ближайшие пятнадцать лет, если вы хотите инвестировать в военную промышленность, это хорошая инвестиция, - к сожалению, так как мир находится в кризисе, но эта инвестиция перспективна. Бизнес приходится убеждать в том, что для того, чтобы избежать войны, нужно быть готовыми к войне. Это частный бизнес, и ему непросто перестроиться, в отличие от России, где государственные предприятия подчинены задачам войны в Украине.
Нам нужно делать больше, поскольку если Россия победит в Украине, это будет означать не конец проблем, а начало куда больших.
Это вопрос убеждения, в демократиях это занимает время. Я вижу уже первые результаты: начало строительства завода по производству Patriot и артиллерийского завода в Германии, военное производство разворачивают финны, шведы, датчане… Все эти вещи уже запускаются, но это означает, что два года спустя после начала войны им потребуется еще год-полтора, чтобы эти заводы стали производить больше снарядов и ракет. И мы должны покрыть этот разрыв для украинцев, потому что им не хватает не отваги, им не хватает оружия и боеприпасов. Мы должны их ими обеспечить.
Частный бизнес в Европе на протяжении последних восьмидесяти лет не задумывался, будет ли мой завод на своем месте завтра утром. Потому что он всегда был там. А в Украине открывают окно утром в надежде, что завод на месте, поскольку его там может не оказаться в результате ракетной атаки. На протяжении 80 лет никто в частном секторе не был вынужден задумываться об этом, мысли об обороне и безопасности не были частью бизнес-мышления, потому что в основе экономической деятельности – стабильность и безопасность, и они всегда были. Вы об этом не задумывались, но сейчас время об этом задуматься.
Мы живем в обществе, которое старается избегать рисков на сто процентов. А война – это о принятии рисков, ответственности за свои действия. От эффективности в войне зависит выигрыш или проигрыш. Никто в Украине не говорит о том, какая дорогая система Patriot, они хотят их побольше, потому что это вопрос проигрыша или выигрыша. Политики сейчас готовы платить 2% ВВП НАТО, поскольку они чуют, что люди напуганы. Люди хотят больше безопасности, а это значит, что проблема безопасности проблема не только министра обороны, это общественная проблема. Если нам не хватает профессиональных военных, мы вынуждены думать о массовой мобилизации. Почему? Потому что после двух месяцев войны вы вынуждены думать не только о новых патронах, танках или боевых машинах, а, к сожалению, о новых людях, потому что они погибают и получают ранения. Эти вещи так долго были далеко на задворках нашего сознания, что, казалось, они никогда не вернутся, и мы не хотим слышать об этом. Если вы спросите нашу молодежь, хотят ли они умереть за свою страну, это смешной вопрос в наших странах. Конечно, они ответят: «Нет, с какой стати?!»
Но сейчас идет война в Украине, и люди понимают, что на кону. Если русские прекратят воевать и уйдут домой, война остановится. Если украинцы прекратят воевать, они потеряют страну. Поэтому все разговоры о том, что они должны остановиться, начать переговоры, — это потому, что мы не хотим войны, потому что это досадное неудобство, которое мешает нашей размеренной жизни. Высокие цены в супермаркете – результат войны в Украине. Война остановится – цены пойдут вниз.
Но она не остановится. Потому что энергия, продукты, сырье были использованы как оружие и будут использованы как оружие. Мы должны привыкнуть к мысли, что мы не вернемся к нормальности в ближайшие пятнадцать лет. Мы должны понять, что мы часть решения этой проблемы. Не они, вооруженные силы, не они, правительство. Мы все вместе должны решить эту проблему. В этом мой призыв.
